Допетровская россия: РУССКИЕ В ДОПЕТРОВСКУЮ ЭПОХУ | Наука и жизнь

РУССКИЕ В ДОПЕТРОВСКУЮ ЭПОХУ | Наука и жизнь

Поэтический, образный диалог с окружающим миром – яркая черта русского характера. При таком восприятии мир полон красок, полнозвучен, объемен. В XVII веке это живое образное сознание существовало в ареоле сказок, легенд, былин, сказаний, которые мощно его питали, поддерживая в нем древние пласты. Своей поэзией этот коренной фольклор преобразовывал быт, наполненный каждодневными делами.

XVII столетие – рубеж, когда можно говорить о тысячелетней русской истории, если включить в нее восточных славян, от которых, собственно, и произошли русские. Славянские племена пришли в Восточную Европу примерно в VI веке нашей эры из Западной Европы, неся в себе мощный жизненный потенциал. Впереди у них – яркая и суровая история создания государства и превращения его в могучую империю.

Восточные славяне жили еще родами, в полной гармонии с окружавшим их живым и одушевленным для них миром природы. Поклонялись языческим богам, от воли которых, как считалось, зависел установленный на Земле порядок, почитали души предков, будучи уверенными, что души эти влияют на их жизнь. В X веке на языческое сознание наложилось христианство, к тому времени просуществовавшее в мире практически уже 1000 лет.

Христианство открыло человечеству принципиально новую дорогу. Взамен языческой картины мира, где человек был слепой игрушкой судьбы и воли богов, предлагалась иная. Христианство учило: жизнь вечна, и от того, как человек проведет свой временный, земной, срок, зависит его будущая жизнь – вечная. То был шаг к самоосознанию личности, человек наделялся свободой воли и, делая тот или иной выбор, нес ответственность за свою посмертную судьбу.

Решение принять на Руси христианство – оно было продиктовано в первую очередь государственными интересами – принадлежало князю и его советникам. Однако народное сознание явно не поспевало за государственными интересами. На русской равнине христианство приживалось трудно, в “глубинке” еще долго сохранялся родовой порядок, а языческий пласт так и не был вытеснен новой религией.

Постепенно они срослись в некое образование, существовавшее в ареоле суеверий и примет, хранивших в себе богатейший опыт долгого пребывания человека в единстве с природным космосом. Церковь потратила немало усилий, чтобы изжить их, но они сохранились вплоть до наших дней.

Более чем два столетия прошли затем для Руси под игом Золотой Орды, став великим испытанием для русского характера. Наиболее пагубным было состояние раздвоенного сознания: на одном полюсе – православная духовность, на другом – жестокий земной владыка в Орде, диктующий свою волю и на которого поневоле ориентировались его русские подданные. Потом были годы кровавых экспериментов грозного царя и великая смута, снова подвергшие Русь жесточайшим испытаниям.

Между тем в те же столетия Европа сделала громадный шаг на пути познания человеком мироздания и своего места в нем. Период Ренессанса, давшего мощный импульс научному прогрессу, породил идеи нового времени, еще более раскрепостившие человека. Научные открытия, которыми богато то время, подвели человечество к величайшей утопии, утверждавшей, что сам человек способен построить на Земле новый Золотой век. Идеи эпохи Просвещения – это и есть поиски конкретных путей к заветной цели.

Русский человек XVII века, московит, православный христианин, живет вне этих эволюционных достижений. Уже забыты языческие боги, позади годы постыдной зависимости от Золотой Орды, стираются из памяти кровавые следы правления Ивана Грозного и потрясения Смутного времени. А на пороге – уже новая ломка представлений о мире и месте в нем человека: впереди петровские перестройки и наследовавшие им просвещенческие реформы, плодами которых – и добрыми, и недобрыми – живем мы еще и сегодня.

XVII столетие – одна из своеобразных точек равновесия в русской истории: тяжелые испытания остались в прошлом, новое еще только грядет. Позже многие исследователи будут убеждены, что в следующем, XVIII, веке Россия изменила своему исконному пути. Но век XVII – еще очень русский век.

КАКИМ ЖЕ БЫЛ СОВРЕМЕННИК ТОГО “ОЧЕНЬ РУССКОГО” ВРЕМЕНИ?

Исчерпывающий ответ на этот вопрос потребовал бы фундаментального исследования. В данной статье предлагается достаточно схематичный и, вероятно, полемичный подход к этой проблеме.

Со стороны всегда виднее. Поэтому наиболее интересны свидетельства иностранных гостей, побывавших на Руси в ту пору. “Мужчины вообще рослы, сильны и привычны ко всем трудам и переменам воздушным”. “Москвитяне среднего роста, плечисты и весьма сильны, у них голубые глаза, длинные бороды, короткие ноги, длинные туловища…” “По своей фигуре это большей частью крупные, полные люди с рослым телом и широкими плечами… Лица у них крупные, сверху и внизу имеют сильную растительность, которую отпускают с юности…”

Что же касается женщин, то “таковые с лица столь прекрасны, что превосходят многие нации”. Однако “они не удовлетворяются естественной красотой, и каждый день они красятся; и эта привычка обратилась у них в добродетель и обязанность. Они стройны телом и высоки”. О том, что у русских женщин “во всеобщем употреблении притиранья и румяна”, писали многие иностранцы, порою наивно полагая, что это делается, “дабы скрыть природные недостатки.

На Руси не считается за бесчестие белиться и румяниться, напротив, мужья охотно делают издержки на сию прихоть жен своих”.

Одежда россиян настолько отличалась от европейского платья, что чужеземные гости непременно обращали на нее внимание. В длинных, свисавших до икр кафтанах и рубахах, которые своим покроем и расцветкой вызывали у европейцев ассоциации с Востоком, преобладала сверкающая жизнерадостная палитра, “горячие” краски с золотом и серебром: “кафтан бархатной красной, мех соболий пластинчатой”, “кафтан камчатой василковой, подпушен тафтою желтою, подложен кумачом, с серебреными частыми пуговицами”, “кафтан объяринной жаркой, травки золотные, круживо немецкое з городами, золото с серебром, подпушен тафтою жолтою стучатою, подложен кумачом”.

“Летом, в жару, знатные вельможи на торжественных приемах и выходах парились в собольих шубах, поверх парчовых кафтанов, атласных терликов и в дорогих “горлатных” шапках”, купцы – в “парчовых одеждах и шапках из черно-бурых лисиц”. “На шее московиты не носят ни ворота, ни платка, но по своему достатку, прядь жемчуга или зимой прекрасный соболь…” На ногах красовались сапоги, доходившие до икр, подбитые железными подковками. Народ же носил лапти, плетеные из лыка.

Объемные одежды скрывали фигуру, словно бы заключали в замкнутую оболочку носившего их человека, придавая ему важный, степенный вид. Но яркие насыщенные цвета делали эту чопорную одежду пышной и нарядной.

В женском наряде, таком же статичном и солидном и тоже из ярких тканей, была особенность. Г. М. Айрман, побывавший в Москве в 1669 году в составе шведского посольства, пишет, что русские женщины “по своему обычаю, сверх меры богато украшают себя жемчугом и драгоценностями, которые у них постоянно свисают с ушей на золотых колечках; так же и на пальцах носят драгоценные перстни”. В девичьи косы вплетали жемчуг и золото, а “на конец… кисть из золотых или шелковых нитей или переплетенную жемчугом, золотом и серебром…”

Подобный обычай существовал не только у знатных женщин “с достатком”.

Иностранцы отмечали, что “разных драгоценностей у москвитян много – жемчугу, смарагдов, бирюзы, сапфиров… мелкие граненые рубины до того дешевы, что продаются на фунты…”

Говоря об одеяниях, невозможно не упомянуть особую бережливость наших предков. “Всегда, што делают, в ветшаном платье, а как пред государем (хозяином дома. – Р. Б.) и при людех, в чистом повседневном платейце, а в праздники и при добрых людех или с государем или с государынею где быти: ино в лучшем платье” – наставлял “Домострой” – кодекс поведения русского православного христианина. Составленный в XVI веке “Домострой” не утратил своего значения и в следующем. Мода, которая нынче обновляет гардеробы много скорее, чем изнашиваются одежды, тогда оставалась одним из мерил стабильности мира. Известно, что даже в царских домах в завещаниях фигурировали довольно поношенные шубы. Принять в подарок кафтан “с плеча”, или попросту из гардероба господина, было весьма почетно.

Не забыл “Домострой” и о таких деталях, как “всякое платье кроити и остатки и обрезки беречи”, они “ко всему пригождаются в домовитом деле”. Детскую одежду следовало кроить, загибая “вершка по два и по три на подоле и по краям, и по швам, и по рукавам” – на вырост.

Замкнутость и красочность – характерные особенности русского двора той поры. Дворы зажиточных людей обнесены глухими заборами, за которыми скрывались от любопытных глаз жилые хоромы (с улицы виднелись только их верхи) и множество хозяйственных строений. Двор делился на передний и задний. В хозяйстве были сады, огороды и даже рыбные пруды.

Живописные виды, открывающаяся перспектива далей и водной глади не привлекали внимания средневекового русского человека – это появится столетие спустя. А пока, не обособившись еще от природы, он и не противопоставляет ей свой вкус и волю, не эстетизирует ее, услаждая свои чувства. Пруды возникают, когда запруживают реки, строя мельницы, в прудах разводят рыбу. Ее в те времена было множество, она ценилась, так что сооружали и специальные рыбные пруды.

И все же шаг навстречу эстетическому восприятию природы сделан уже в XVII столетии. В 1668 году голландский путешественник Й. Й. Стрюйс напишет: “Недавно вошли в моду цветы. Прежде смотрели на них как на пустяки и говорили о разведении их, как о смешной забаве, но с некоторых пор нет дворянина, у кого бы не росла большая часть цветов, свойственных климату Европы”.

Двор и хоромы сооружали, как правило, просто, без затей. Так было практичнее: постоянные пожары, разгулявшись, “пожирали” все на своем пути. В то время их даже не тушили. Сбегавшиеся по тревожному набату люди спешили уберечь от огня стоявшие рядом постройки и с невероятной скоростью разбирали их по бревнам. Но и ставили новые дома с отменной скоростью. Похоже, ни один иностранный гость столицы не обошел вниманием умение русских мгновенно заново обстраивать погорелые места. Почти все они сообщают о московских “лесных рынках”, на которых дома или отдельные их части можно было приобрести готовыми. Нынешняя Лесная улица у Белорусского вокзала как раз напоминает о подобном рынке.

По традиции хоромы ставили посреди переднего двора. Когда стали появляться каменные жилые палаты, их уже нередко выдвигали к улице. В богатых хоромах (правда, далеко не во всех) верх делали нарядным – в виде, например, “куба” или “бочки”. Но чаще всего дома завершали практичные крутые скатные кровли: они были не дороги, по ним хорошо стекал дождь, меньше задерживался снег, а пространство под крышей служило для хозяйственных нужд. Но совершенно обязательно должны были быть украшены главные вехи на пути к дому – передние ворота и переднее крыльцо.

Вступив в хоромы, посетитель оказывался в передних сенях; если он приходил с визитом,

Москва. XVII век. Палаты боярина В. В. Голицына в Охотном ряду, где теперь гостиница “Москва” (рисунок Д. Сухова).

Парсуна (портрет) царя Федора Иоанновича. XVII век.

Парсуна М. В. Скопина-Шуйского. XVII век.

Миниатюра XVII века изображает боярский пир.

А так мылись в бане, построенной в хоромах.

Боярыня в тереме с детьми и гусляром. XVII век.

Фрагмент фрески (1694-1695 годы) в церкви Иоанна Предтечи в Толчкове.

Музыканты – гравюра из “Букваря”. XVII век.

Нищие крестьяне у ворот монастыря. Миниатюра XVII века.

Уборка сена. Миниатюра из книги “Лекарство душевное”. 1670 год.

Боярин в жалованной шубе. XVI век.

Русский купец и купец из заморских стран.

Стрелец с бердашом и ручной пищалью. 1674 год.

Один из примеров узорной вышивки золотыми и серебряными нитями. XVII век.

Резные деревянные прялки.

Решетка Теремного дворца Московского Кремля. XVII век.

Деревянные хозяйственные постройки: баня, амбар, колодезь с журавлем.

Ендова боярина Василия Стрешнева. 1644 год.

‹

›

Открыть в полном размере

то следовал в переднюю (приемную), куда к нему выходил хозяин. В глубины же дома путь посторонним был заказан. И вовсе никому не доступной оставалась “женская половина”, расположенная в недрах хором. В небогатых домах, конечно же, все было проще.

Русские всегда отличались гостеприимством. Никакой праздник не мог обойтись без обильного стола. Для трапез, на которые прибывали многочисленные гости, в XVII веке (как, впрочем, и прежде) сооружали специальную хоромину, в которую можно было попасть из тех же передних сеней, не заходя в жилую часть. В обычные дни еда полагалась “с воздержанием”, “в подобно время”, освященная молитвой. Зато праздничные обеды затягивались на несколько часов, а подаваемые блюда исчислялись десятками. При этом “кушанья ставят на стол не все вместе, а сперва едят одно, потом другое, третье, до последнего; между тем принесенные блюда держат в руках”.

За царским столом могли быть и сотни перемен. Царский торжественный обед отличался степенностью и дворцовым церемониалом: царь “рассылал” гостям хлеб, кубки и угощения. В других же случаях:

.. как будет пир на веселие, и
все на пиру гости пьяны, веселы,
и седя все похваляются…
(“Повесть о горе-злосчастии”).

Праздники, видимо, заканчивались шумно и буйно – недаром все тот же “Домострой” осуждает не только “объядение” и “пиянство”, но и “песни бесовские, плясание, скакание, гудение, бубны, трубы. ..”. Впрочем, этот вид развлечений подразумевал, надо думать, в первую очередь скоморошеские “игрища”.

Боярин или богатый дворянин могли только наблюдать такое веселье. Процитируем очевидца: “Никакой музыки (инструментальной, как на Западе. – Р. Б.)… не бывает; над танцующими смеются, считая неприличным плясать уважаемому человеку. Зато есть у них так называемые шуты, которые тешат их русскими плясками, кривляясь, как скоморохи на канате, и с песнями, большею частию весьма бесстыдными”. Порою звучат гусли. Но бывало и так: хорошо одетые дворовые женщины, стоя у дверей, забавляют гостей шутками, сказками с прибаутками.

Западный современник у себя дома уже во всю наслаждался плодами барочной культуры, удовлетворявшей эмоциональные запросы человека. Тем необычнее иностранцу представлялись и небольшие русские помещения, и маленькие, как правило, “лежачие” окна, и неподвижные лавки по стенам, на которых нередко и спали. Столь же неожиданным казалось почти полное отсутствие мебели: стол, переносные лавки да поставец для посуды. Производила впечатление большая печь, без которой невозможно обойтись в холодные русские зимы. В знатных домах печи отделывались изразцами. Порою печь в любые морозы – это еще и общее для всей семьи спальное место.

Убранство русских хором тоже представлялось чужеземцу каким-то особенным. В зажиточных домах полы, стены, двери, лавки, подоконники – все обито или покрыто сукнами и камками, в знатных домах много ковров.

Для пола, стен, дверей, лавок чаще всего использовали красный цвет – любимый на Руси цвет жизни, Солнца, огня. Оттенков красного было множество. После красного наиболее любимый – зеленый, потом уже всякие другие. Это подтверждают сохранившиеся описи имущества зажиточных людей, где значатся парчи, сукна, камки, а цвета: красные, алые, лазоревые, жаркие (оранжевые), васильковые, зеленые… “По камкам травы золотные”. Тканевые завесы, подвешенные на кольцах, служили условными перегородками или же прикрывали окна и редкие по тому времени зеркала. Их украшали нарядными каймами и опушками из золота, серебра, кружев. Тканевая фактура “смягчала” формы, а их яркие цвета делали комнаты нарядными и жизнерадостными. Конечно, такое убранство можно было встретить лишь в состоятельных домах.

Сверкающее красками убранство жилища и насыщенный цвет костюма – проявление ярко выраженного эмоционального и жизнерадостного восприятия мира. И не есть ли это свидетельство того, что дохристианское прошлое еще мощно дает о себе знать? Ведь христианская вера требовала сосредоточенности и сдержанности во всем. Не исключено, что корни русского богатого интерьера со множеством тканей и ковров надо искать в Золотой Орде.

А вот маскирующий фигуру костюм или замкнутый двор с недоступными для посторонних хоромами – следствие христианской картины мира. Это раньше, в дохристианские времена, человек мыслил себя в единстве с природой, а потому от нее не отгораживался, наоборот, остро осознавал свою неразрывную с ней связь. Теперь же он должен был сторониться греховной земной жизни, оберегать душу от соблазнов дьявола. (Хотя и здесь все не так однозначно: не исключено, что и в данном случае сказывались вынужденные долгие контакты с Золотой Ордой.)

Христианскому миру свойственны каноничность, углубленность в себя и устремленность к Богу. Материализованным “полюсом” этой направленности всегда остается икона – своего рода окно в Горний мир. Через нее обращались к Богу, взывали к небесным силам о помощи и поддержке. Сквозь иконописные образы Христа, Богоматери, святых с их взглядами “из вечности” пролегала невидимая нить, связующая земной и вечный миры. Кстати сказать, иконы в своей композиции тоже строго следовали издавна сложившемуся канону. По “Домострою”, иконы надлежало “ставити на стенах, устроив благолепно место со всяким украшением и со светильники”.

Так оно и было. “Избы украшаются двумя или тремя неискусно (но это на взгляд чужака. – Р. Б.) нарисованными иконами, на коих изображены святые и пред которыми русские молятся, в особенности пред образом святого Николая, на коего полагают все свои надежды. ..” Икона была непременной составляющей всех главных помещений хором. Общеизвестно, что, входя в дом, русский человек поначалу осенял себя крестным знамением и лишь затем здоровался с присутствующими. Столь важная роль иконы свидетельствует, сколь существенным для русского сознания был эмоционально-образный диалог с миром духовным.

В богатых русских хоромах обязательно была баня, устроенная здесь же, в хоромах.

У хозяев победнее баню ставили отдельно во дворе. Мылись часто, подолгу, с душистым паром, веником, “с отдохновением”. Если была возможность, бани располагали ближе к реке, и тогда, разгоряченные, “остужались” в проруби. Русская баня – это много более, чем просто мытье. Это особый ритуал и отдых, и лечение, и удовольствие, словом, часть образа жизни.

Все прочие дворовые строения – людские избы и многочисленные хозяйственные (поварни, хлебни, житницы, сушила, погреба, ледники, амбары, сенницы, конюшни, помещения для скота и птицы) распределялись по переднему и заднему дворам. Они составляли одну из оболочек замкнутого средневекового двора. В их облике и размещении руководствовались в первую очередь практическими соображениями. Практичность и смекалка проступали во всем. Например, вещи во время пожара немедленно прятали в погреба. Большое впечатление на приезжавших производили русские ледники, позволявшие долго сохранять запасы портившихся продуктов.

Но даже то, что должно было быть в основном лишь удобным и прочным, русские умели увидеть в особом свете, наполнить особой поэзией. Вот, к примеру, описание проветривания погребов.

А меда сладкие, водочки стоялые
Подвешены в бочки сороковки,
В погреба глубокие, на цепи на серебряны.
Туда подведены ветры буйные:
Как повеют ветры буйные,
Пойдут воздухи по погребам,
Так загогочут бочки будто лебеди.
Будто лебеди на тихих на заводях;
Так век не затхнутся напиточки сладки.
Чару пьешь, другую пить душа горит,
Другую пьешь, третья с ума нейдет. ..

Как образно и красочно запечатлены в стихах устройство погреба и его содержимое!

•

Итак, мы познакомились с тем, как выглядели русские люди в допетровскую эпоху, мы увидели среду, в которой они жили, их отношение к ней, узнали некоторые особенности их быта. Тема следующей статьи – заглянуть в душу наших предков.

Допетровская Русь. «Золотой век» Русского государства – Конкурс молодых историков “Наследие предков

Сыромятникова Я.К.

Введение

«Пришествие» Петра полагалось считать важнейшей вехой русской истории, ДО Петра все было плохо. ПОСЛЕ Петра все стало хорошо.

Серьезные историки не идеализируют русского XVIII века, особенно его первой половины. Не идеализируют и самого Петра: грубого, невежественного, патологически жестокого, вечно пьяного. Но получается так, что «допетровская Русь» оказывается еще хуже государства, которое сложилось к 1725 году, страшнее вымирания целых уездов, безумнее Всепьянейшего собора. Ведь если до Петра было на Руси хоть что-то здоровое и ценное, то и учиненный им погром лишается смысла и оправдания.

Какой же она была, допетровская Русь? В какой степени тупой и кондовой? В какой степени передовой и «прогрессивной»? Может, нам пора не считать допетровскую Русь царством убожества и дикости?

Московское царство Русского государства

В 1613 году Михаила Романова возвели на престол «Московского царства русского государства». Все понимали, что Московское царство — только часть Руси. Московия Романовых возникла в 1613 году. Она политически очень отличается от Московии Рюриковичей, которая прервалась еще в конце XVI века, после смерти последнего царя Рюриковича, сына Ивана Грозного, Федора Ивановича.

Петр пришел к власти в Московии, будучи четвертым царем из династии Романовых. Большую часть даже прочно заселенной русскими части Московии составляли земли, недавно присоединенные, еще малообжитые и отдаленные от центра страны: Заволжье и Приуралье, Астрахань и Башкирия. Это страна с суровым климатом, бедными почвами и потому редким населением. Даже «исконные русские» земли в междуречье Волги и Оки гораздо более холодные и менее населенные, чем земли Западной Руси — современных Белоруссии и Украины. Московия—это часть исторической Руси.

Крепостное право

В представлении современного человека «государственные крестьяне» — это вообще такие же зависимые люди, как и владельческие, только принадлежат они не частным лицам, а государству. Положение их, может быть, и полегче, потому что они имеют дело с безличным государством, а не с радеющим о своей пользе помещиком, но и только. Точно так же само слово «крестьянин» вызывает ассоциации с бесправием, униженностью, поркой на конюшне и барщиной. Что же такое черносошные крестьяне? Это свободные сельские обыватели, которые пашут землю не потому, что их кто-то принуждает, а потому, что в аграрном обществе это самое выгодное занятие и совсем неплохой способ кормиться. Точно так же они объединены в общины постольку, поскольку им это выгодно, и до тех пор, пока им это удобно и выгодно. Они лично свободны, совершенно не согнуты в покорности. Их зависимость от государства — не рабское состояние, а способ включиться в некую государственную корпорацию. Они ведут свои торговые операции и промыслы, как сами считают необходимым, накапливают богатства, и в их среде усиленными темпами произрастает самый натуральный капитализм. В XVII столетии крестьянин был если и ограниченным в правах, то все же подданным царя, а никак не простым рабом барина. Это касается даже владельческих крестьян, сидевших на землях поместий и вотчин, а уж крестьяне церковные, дворцовые и черносошные тем более не имели ничего даже общего с рабами. Церковные, понятно, сидят на землях монастырей. Дворцовые, или крестьяне государевы, жили общиной, управлялись дворцовыми приказчиками, но сохраняли выборных старости по своему положению были ближе к черносошным, чем к владельческим. Черносошные крестьяне сидели на «государевой земле», то есть на вольных землях, и жили своими общинами. Они и впрямь не были вполне вольными людьми: правительство контролировало выполнение ими своего тягла. Почти так же и современное государство, вкладывая во что-то деньги, старается потратить их не зря: вводит систему лимитной прописки, ограничивает выезд за границу тех, кто столкнулся с государственными тайнами, требует, чтобы получившие бесплатные дипломы отработали по распределению и так далее. Так же точно и черносошные крестьяне-домохозяева, входившие в тяглые «общества» и записанные в податные списки «тяглые и письменные люди», были прикреплены к своим обществам и не могли покидать свои дворы и земельные участки, не найдя заместителей. Среди черносошных крестьян были и весьма богатые крестьяне, занимавшиеся не только земледелием, но и торговлей и разными промыслами. Кроме собственно крестьян-тяглецов, в черносошных общинах жили еще так называемые «бобыли» — обычно ремесленники или наемные работники, то есть сельское население, но не тяглое; те, кто изначально земли не пахал.

Социальный состав страны

Посадские люди

В Московии XVII века жизнь горожан очень мало отличается от жизни крестьянства. Горожан обычно называют «посадскими людьми» — от слова «посад». Посадами называли и города, с самого начала не имевшие укрепленной части. Посадские люди — это и купцы, и ремесленники, и мелкие торговцы. На посадах тоже занимаются сельским хозяйством. Огороды имеют все, даже в Москве. Но в маленьких городках не только разводят огороды, но пашут землю и сеют хлеб многие ремесленники, потому что труды их рук плохо кормят. Жители посадов, даже маленьких, живут свободнее и интереснее крестьян. Они зарабатывают на жизнь более разнообразными способами, у них гораздо больше впечатлений, и они несравненно меньше зависят от погоды. Наконец, у них водятся деньги, а в деревнях денег почти нет, да они и не особенно нужны. Но посадские люди — вовсе не горожане, которые отличаются от остального населения страны своими правами и обязанностями; не индивидуалисты и не самостоятельные люди, которые могут делать все, что хотят. У них нет общин, к которым человек принадлежит просто по факту рождения. Но все они входят в объединения-корпорации — в слободы. Если город большой, слобод много и слобода большая, она может разделиться на сотни и полусотни. Каждый купец и каждый ремесленник входит в «свою» слободу и сотню. Он всегда знает, кто еще входит в корпорацию и кто у них в корпорации главный. К тому же в Московии посадских очень мало в сравнении с крестьянами, даже таких тяглых посадских людей. Московское государство использует посадских людей не только как уплатчиков государевых податей. Это государство имеет обширнейшее хозяйство с множеством натуральных и денежных податей, сборов, системой казенной торговли. Государство нуждалось во множестве сборщиков, таможенных голов и целовальников. Тяглые посадские общества были обязаны поставлять правительству кадры бесплатных, и притом достаточно квалифицированных, умеющих писать и считать работников: таможенных голов, целовальников, сторожей, извозчиков. Целовальник — это тот, кто давал клятву на своем нательном кресте — целовал крест. Такую клятву россиянин практически никогда не нарушал, боясь погубить свою душу.

Служилые люди

Высший класс общества составляют те, кто непосредственно служит государству, — служилые люди. Слой этот очень неоднородный, между его группами очень много различий. Всем дают разное количество земли, и могут давать пожизненно, а могут на сколько-то лет — на десять или двадцать. Если служащий получает повышение, ему должны дать еще земли. Если там, где у него поместье, больше земли нет, приходится дать ему другое поместье, побольше, но в другой части страны. Если служивый человек ведет себя плохо, приходится отрезать часть земли, и это вызывает ничуть не меньшие проблемы. И уж совсем неразрешимый вопрос: что делать, если у помещика не один сын, а трое? Тогда ведь приходится двух сыновей «верстать землей в отвод», давать им отдельные поместья. Тогда только один из сыновей остается с отцом в поместье; по идее, он должен дождаться смерти отца и стать помещиком после него. Каждые три года помещик должен был являться на смотр, показывать дьякам Поместного приказа, какие силы он подготовил, так сказать, подтверждать свое право на поместье. Не слишком часто, но случалось, что неспособных вести хозяйство и обеспечить нужное число воинов поместий лишали. И уж конечно, столичное дворянство сильно отличается от провинциального, слуги государства занимают совсем не такое же положение, какое слуги бояр и князей. Столичные «чины» — стольники, стряпчие, дворяне московские и жильцы — составляют царскую гвардию, служат офицерскими кадрами для провинциальных отрядов, несут службу при царском дворце, исполняют различные поручения высших сановников, а то и самого царя. В провинции главную массу служилых людей составляли «родовые» дворяне и дети боярские. Все чины и должности, которые занимали представители знатнейших родов, вписывались в Разрядные книги. Чуть возникали какие-то сомнения, всегда можно было выяснить, какие чины и должности занимали прадеды и прапрадеды тех, кто сейчас на них претендует. А чины и назначения предков, понятное дело, были прецедентами, чтобы дать такие же потомкам. В местничестве очень хорошо проявлялся точно такой же способ мышления, как и в крестьянской среде. Действие местничества доказывает, что верхи общества принципиально думали точно так же, как и низы. Бояре точно так же, как крестьяне, жили даже не семейными, а скорее даже родовыми ценностями. Вся жизнь знатного боярина определялась в наименьшей степени его талантами или его личными заслугами и почти полностью определялась принадлежностью к роду и его местом в этом роду. Разумеется, это самый низший разбор служилых людей Московского государства. И в этой категории слуг государства видно тоже отношение к своему государству: люди честно служат ему, не понукаемые и не понуждаемые чиновниками. Общество поддерживает государство.

Богатство и бедность

Московия постоянно оказывается страной одновременно очень богатой и очень бедной. Очень богатой — в ней решительно все есть! В ней даже бедняки едят осетров и мясо оленей и зубров! В Европе такую еду подают если и не только королям, то людям, стоящим не очень далеко от королей. Очень бедной — в Московии едят очень мало овощей, фруктов, орехов, летом почти не употребляют мяса. Европу завоевывают «колониальные товары» — сахар, чай, кофе, какао, табак, шоколад. В Московии, кроме чая, этих продуктов практически нет. Такое же парадоксальное сочетание богатства и бедности приводит европейцев в изумление. По-видимому, необходимо уточнить, что имеется в виду под богатством и бедностью. Ведь очень легко заметить, что под этими понятиями подразумеваются две совершенно разные сущности; стоит их развести — сразу все становится понятно. Под «богатой страной» очень часто имеют в виду страну, богатую природными ресурсами. В другом смысле «богатая страна» — это страна, богатая квалификацией своих жителей. Причем страны очень редко бывают богатыми в обоих смыслах — богатство природы вовсе не способствует росту квалификации, трудолюбию жителей. Если природа что-то дает сама — к чему совершать лишние усилия, лишние напряжения мысли? В странах, бедных природными ресурсами, приходится компенсировать эту бедность богатством трудовых и умственных усилий. Для понимания же всей российской истории и XVII, и XVIII веков надо принимать во внимание: Московия, с 1721 года Российская империя, — очень богатая страна, в смысле богатая природными ресурсами. Одновременно это очень бедная страна, потому что квалификация ее населения очень низкая. Потому что люди в ней не умеют специализироваться и обмениваться друг с другом продуктами своих умений. Московия — Российская империя — страна огромных природных богатств и нищих людей, которые не умеют ими воспользоваться.

Демократическая Московия

Московия XVII века — демократическое государство. Это обстоятельство выражается в самых различных сферах жизни, но сильнее всего, наверное, в том, что общество в Московии учреждает свое государство и власть не существует автономно от общества. Власть постоянно спрашивает мнения общества по сколько-нибудь значимым вопросам.

Инструментом учреждения власти и связи власти с народом выступают Земские соборы. Большинство историков считают, что Земские соборы — это такой «институт представительской монархии». На Руси Земские соборы зависели от царя и потому основой для парламентской демократии не стали.

Земские соборы

Первые Земские соборы созывали уже Рюриковичи, и начал этот процесс царь, объявляемый у нас воплощением тирании — Иван Грозный. Первый Земский собор в 1549 году намечал ход судебных и финансовых реформ, «приговаривал» налоги, то есть участвовал в управлении государством. Стоглавый собор 1551 года провел важнейшие церковные и административные реформы. Земский собор 1566 года «приговорил» Ливонскую войну: Иван Грозный не начал военных действий без согласия «земли». Очень любопытная деталь: некоторые дворяне выступили против ведения войны, и они никогда не подвергались никаким репрессиям. На соборах шло активное и свободное обсуждение важнейших государственных вопросов. Итак, Земские соборы были законодательными собраниями и совещательным органом при правительстве. Царь и Боярская дума принимали менее важные решения.

В состав Земских соборов входили три элемента:

• «освященный собор» из представителей высшего духовенства;

• Боярская дума;

• представители служилого и посадского классов и черносошных крестьян (обычно около 300–400 человек).

В Боярскую думу, при всех ее несовершенствах и при системе местничества, при Алексее Михайловиче входило 5 бояр, не принадлежащих к знатным феодальным родам, и, кроме того, 5 думных дворян и 4 думных дьяка. Земские соборы позволяли большему проценту населения участвовать в принятии решений.

Московия и мир. XVII век

После Смутного времени, после 1613 года, Московия лежала «в разорении и запустении великом». Историки называют разные цифры. По одним данным, население сократилось на треть. По другим — «всего» на четвертую часть. Сельское население еще в основном сохранило свое положение, хотя и очень сильно обнищало. А вот города лежали пустые, лишившиеся не только населения, но и привычных связей, и ремесел и утратив свой образ жизни. Называя вещи своими именами, посадские люди в основном или разбежались, или, оставаясь жить в городе, хотя бы частично окрестьянились и стали жить ведением сельского хозяйства. Если в начале XVI века, до погрома, учиненного Иваном Грозным, с Московией начали неплохо знакомиться в Европе, то к началу XVII столетия московиты превратились в «никому не ведомый народ», и после ужасных событий начала столетия мир начал знакомиться с ними заново. Самим московитам очень хотелось представить дело так, что после обрушившихся на страну бедствий происходит восстановление того самого государства, той самой Московии, которую создавали потомки Александра Невского. Сказывался и консерватизм людей того, уже сравнительно далекого прошлого, да и страшно ведь признаться себе, что история прервалась, прежняя традиция рухнула, и хочешь, не хочешь, а надо начинать сначала. На престол, которого венчали юного Михаила Федоровича, преемственно от Московии Ивана III, и Ивана IV, и Федора Ивановича. Несомненно, эта преемственность выразилась и в том, что строил новое государство тот же самый народ, пусть многому научившийся и многое узнавший за полтора десятилетия между Федором Ивановичем и 1613 годом. Преемственность была и в совершенно сознательном стремлении вернуться назад, сделать так же, как было. Утратив государство, разорванное гражданской войной, московиты изо всех сил стремились сделать новое, но точно такое же.

Но, во-первых, у них все равно ничего не получалось уже потому, что само желание вернуться к прежнему положению вещей заставляло применять совершенно новые средства. Во-вторых, той Московией, Московией сменявших друг друга Иванов и Василиев, правила династия Рюриковичей, по прямой мужской линии, шедшая с того, легендарного 862 года. Россияне искренне хотели вернуться к той Руси, Руси Рюриковичей. Наивно видеть их хотя бы в какой-то степени республиканцами, и нет никаких сведений, что хоть кто-то в Московии 1613 года не хотел бы выбрать нового царя и с ним — новую династию. Но монархия Ивана IV так дискредитировала себя, что естественным было и стремление хоть как-то себя обезопасить, поставить царя под какой-то контроль «земли». Но все равно, если средневековая Русь лепилась вокруг царского престола и воспринималась как собственность династии Рюриковичей, Московия XVII века, Русь Нового времени, совершенно по-иному решала отношения двух основных субъектов своей государственности. Личная воля государя служила единственной пружиной государственной жизни, а личный или династический интерес этого государя — единственной ее целью. Из-за государя не замечали государства и народа. Смута поколебала этот закоснелый взгляд. В эти тяжелые годы люди Московского государства не раз были призываемы выбирать себе государя; в иные годы государство оставалось совсем без государя, и общество было предоставлено само себе. С самого начала XVII века московские люди переживали такие ситуации, которые при их отцах считались невозможными, прямо немыслимыми. Они видели, как падали цари, за которыми не стоял народ, видели, как государство, оставшись без государя, не распалось, а собралось с силами и выбрало себе нового царя. Людям XVI века и в голову не приходила самая возможность подобных положений и явлений. Прежде государство мыслилось в народном сознании только при наличности государя, воплощалось в его лице и поглощалось им. В Смуту, когда временами не бывало государя или когда не знали, кто он, неразделимые прежде понятия стали разделяться между собою. В Смуту общество, предоставленное самому себе, поневоле приучалось действовать самостоятельно.

«Благодаря тому мысль о государе-хозяине если и не отходила назад, то осложнялась новой политической идеей государя — избранника народа. Так стали перевертываться в сознании, приходить в иное соотношение основные стихии государственного порядка: государь, государство и народ».

Русь Рюриковичей и Русь Романовых — это два таких очень разных периода. Московия Рюриковичей не поддерживала регулярных дипломатических отношений ни с какими странами Европы. Страны Европы в целом тоже не особенно рвались иметь дело с Московией — было и незачем особенно. Да, конечно, торговля — дело очень важное, но если торговый оборот голландских и британских купцов с Московской Русью составлял в конце XVI века 300 тысяч ефимков в год, то с одной только Южной Америкой — порядка 5 миллионов ефимков. Теперь же, в XVII веке, возникли два совершенно новых фактора.

Во-первых, резко возросли объемы международной торговли и интенсивность экономики в целом. Уже прошла революция 1566–1609 годов в Голландии, возникла первая в истории буржуазная республика: Генеральные штаты. В 1588 году английский флот практически полностью уничтожил Великую армаду Испании, ознаменовав торжество протестантского мира над католическим, а буржуазного уклада над феодальным. После этих двух событий мир конца XVI — начала XVII века не похож на мир даже середины, а уж тем более начала XVI. Антверпен, Лондон, Амстердам, Бристоль, Гаага окончательно становятся центрами мировой торговли всем, от зерна до капитала и акций. Огромный международный рынок становится куда более емким и готов принять гораздо больше товаров, чем 50 или 70 лет назад. Кроме того, за это время стали много лучше средства транспорта, улучшились дороги. Если Московия Рюриковичей находилась на самой окраине Европы и была малодоступна, то теперь провинциальность Московии стала несравненно меньшей. Во-вторых, в 1618 году началась Тридцатилетняя война. Главной целью всех воюющих сторон было поделить мир между этими двумя конфессиями — протестантизмом и католицизмом. Основной ареной этой войны стала Германия, и за эти тридцать лет некоторые ее области запустели на четверть и на треть. Война была огромной и страшной для Европы, а для Московии оказалась фактором скорее удобным: прежние, устоявшиеся коалиции и привычные отношения заколебались, потеряли прежнюю стабильность, и каждое государство пыталось искать новых союзников, больше всего опасаясь одиночества. Какие бы государства ни схватывались между собой между Балтикой и Адриатическим морем, Московия неизменно оказывалась у них в тылу, и все государства хотели бы себя обезопасить, обеспечить свой тыл с востока. В результате Московией интересуются, пытаются завязать с ней отношения, вовлечь в какие-то коалиции даже независимо от активности ее правительства.

Реформы армии

Первые идеи европеизации московитской армии принадлежат еще князю Серебряному, сложившему свою голову в войнах 1570-х годов. А в Смутное время разве что ленивый не заметил: «все огромное московское войско представляло собой, в сущности, вооруженную толпу, которая была лишена правильного военного обучения и которая, вернувшись из похода, разъезжалась по домам». И уже во время Смутного времени находились военачальники, начавшие учиться у Европы. Учиться — значило перенять основы воинской науки и научиться бить европейские армии. Имя Михаила Васильевича Скопина-Шуйского надо запомнить! Неслучайно именно с него, с редкого умницы, образованнейшего человека, сделана одна из первых русских парсун. Известны славные победы М. В. Скопина-Шуйского над шведами и поляками, огромна была его слава, и много раздавалось голосов, что вот его-то и избрать бы в цари. Есть веские основания полагать, что эти-то речи и стали причиной смерти Михаила Васильевича — извели, отравили умнейшего человека ничтожные родственники из клана Шуйских, сами метившие в цари. А основная причина побед Скопина-Шуйского, по мнению многих историков, состоит в том, что по прямому приказу Михаила Васильевича и под самым его чутким руководством некий капитан Килл переформировал по иноземному образцу стрелецкую пехоту, несколько тысяч человек. Стрельцов вооружили саблями вместо тяжелых, неуклюжих бердышей и научили быть частью жесткого воинского механизма: передвигаться строем и на марше, и в атаке, подходя к противнику с ружьями наготове. И стрельцы начали уверенно бить шведские и польские войска равными по численности или чуть большими силами.

Еще более интересный пример дает Дмитрий Петрович Пожарский, двоюродный брат национального героя Дмитрия Михайловича. Но в историю он вошел» за то», что вел с собой отряд в 700 тяжеловооруженных кавалеристов, дворян Ярополческой волости Суздальского уезда. Их воинское обучение шло по совершенно европейским обычаям, и ни вооружением, ни подготовкой они решительно не отличались от французских рейтар Людовика XIII: те же панцири, те же мушкеты, те же палаши. Только вот железные каски другой модели: в Европе средневековый шлем постепенно превратился в каску, которая кончалась чуть выше ушей и загибалась сзади и спереди, перед лицом и перед затылком. А у русских рыцарей из Смоленска каска с боков опускалась, закрывая уши, и спереди имела стрелку, закрывавшую нос и рот, а сверху — небольшой шишак. Смотрелась такая каска очень мужественно и сильно напоминала «богатырку», сделанную во время Первой мировой войны по эскизам Васнецова. В историю эта «богатырка» вошла как «буденовка» — но ни сам Буденный, ни его партайгеноссе не имели к разработке этого головного убора ни малейшего отношения: законное русское правительство готовило «богатырки» для своей армии, планировало перейти на них с 1917 года. Эти 700 человек составили очень важную часть, по мнению Костомарова, даже основу нижегородского войска, в 1612 году пошедшего на захваченную поляками Москву. Напомню, что всего-то с князем Д. М. Пожарским из Нижнего Новгорода вышло, по одним данным, 2–3 тысячи, по другим — 5 тысяч человек. Из Ярославля вышло всего 10 тысяч человек, причем в это число входят и ополченцы из крестьян и посадских людей, отряды касимовских, темниковских и алатырских татар. В такой армии 700 любых воинов — уже заметная часть, а эти-то с их выучкой и вооружением выгодно отличались от большинства помещиков — той самой «вооруженной толпы, лишенной правильного военного обучения». Не говоря уже о превосходстве профессионалов над посадским человеком с топором или крестьянином с рогатиной. К тому же вооружение у них оказалось очень высокого качества, превосходящего европейский уровень. Во время московского восстания 19 марта 1611 года Дмитрий Михайлович Пожарский получил шестопером от польского гусара по голове — западноевропейский шлем от такого удара по всем правилам должен был расколоться. Его же шлем, нижегородской работы, выдержал, и князь только получил контузию, в результате которой возникла болезнь, называемая длинно и красиво: «реактивная эпилепсия в результате контузии».Так что получается — переформирование московитской армии на европейский манер началось еще в Смутное время и шло стихийно, как естественный процесс. А при первых Романовых процесс этот идет полным ходом, как одно из важнейших направлений внутренней политики. В 1621 году, всего через 8 лет после восшествия на престол Михаила Федоровича, Анисим Михайлов сын Радишевский, дьяк Пушкарского приказа, судя по всему, белорусского происхождения, написал «Устав ратных, пушечных и других дел, касающихся до воинской науки» — первый в Московии воинский устав. «Боярский приговор о станичной сторожевой службе» 1571 года и устарел безнадежно, и охватывал далеко не все стороны ратной службы, и годился не для всех родов войск. На основе 663 статей нового Устава и начала формироваться регулярная московитская армия.

В 1630 году армия состояла их таких групп войск:

Дворянская конница — 27 433.

Стрельцы — 28 130.

Казаки — 11 192.

Пушкари — 4136.

Татары — 10 208.

Поволжские народы — 8493.

Иноземцы — 2783.

——-

Всего 92 500 человек.

Вот это дало превосходный результат, и вскоре было создано 6 солдатских полков — по 1600 рядовых и 176 командиров. Полк делился на 8 рот. Средний комсостав:

1. Полковник.

2. Подполковник (большой полковой поручик).

3. Маеор (сторожеставец или окольничий).

4. 5 капитанов.

В каждой же роте были:

1. Поручик.

2. Прапорщик.

3. 3 сержанта (пятидесятника).

4. Квартирмейстер (окольничий).

5. Каптенармус (дозорщик под ружьем).

6. 6 капралов (есаулов).

7. Лекарь.

8. Подьячий.

9. 2 толмача.

10. 3 барабанщика.

11. 120 мушкетеров и 80 копейщиков.

Новые культурные растения

В XVII веке появились почти все новые для Руси растения, заслугу внедрения которых полагается приписывать Петру. Одна из «пищевых новинок» — чай. В 1638 году монгольский Алтын-хан прислал Михаилу Федоровичу подарок — 4 пуда чайного листа. С этого времени, с конца XVII века, в Московии появляются заварочные чайники (в том числе и гжельские), а на рубеже XVIII века — и самовары. Другая новинка — это табак. Правительство пытается бороться с этим вошедшим в моду пороком, беспощадно конфискуя всякие запасы табаку у своих подданных и запрещая покупать его и потреблять. Курильщикам, нарушающим указы, угрожали кнут и ссылка, что само по себе плохое средство против моды. При Алексее Михайловиче, в садиках появляются подсолнухи как декоративные растения, и очень скоро щелканьем семечек оглашаются посады, а потом и деревни. Как огородное растение разводят и кукурузу. Полевой культурой она стала только в начале XIX столетия. Созданное в 1765 году Вольное экономическое общество связывало появление картофеля в России с деятельностью Петра: будучи в конце XVII века в Голландии, Петр послал в Россию мешок семенного картофеля и тем самым познакомил московитов с новой культурой.

Итоги

XVII век вошел в историю Московской Руси как эпоха грандиозных перемен. Справедливее будет даже сказать, что уже сами по себе самые общие, самые фундаментальные законы и принципы организации общества и государства, положенные в основу «Новомосковского царства», были настоящей революцией. Это государство уже изначально никак не было средневековым государством, и оно весь XVII век все дальше уходило от Средневековья.

Влияние Европы? Разве что косвенное — ведь под боком Московии находилось более сложно устроенное, более индивидуалистическое, более вооруженное технически, европейское общество. Это общество было сильнее московитского и в экономическом, и в военном отношении: оно бросало вызов даже без прямой агрессии — просто тем фактом, что оно существует. А ведь и за прямой агрессией дело не стало в Смутное время.

Но время перемен было таковым не потому, что Московию заставили идти в этом направлении, а потому, что ее общество само созрело для движения. И пошло.

Одежда

Но так же непривычны и все остальные стороны московитского быта. Вроде бы уж одежда понятна — она почти такая же, как у нас сейчас. Рубашка? Но это слово употребляется в основном для обозначения мужской рубашки, у которой есть застежки — завязки или пуговицы. Длинная, до бедер, рубашка, которую надевают через голову, — это «сорочка», как и женская рубашка до пят. Сорочки красивые, украшены вышивкой, разноцветные. Куртка? Но человек XVII века скажет, что это зипун. Кофта?! Но это слово пришло из тюркского мира и означало исключительно мужское одеяние. Женская кофта — плотно облегающая тело, без рукавов или с короткими рукавами — это душегрея. Точно так же и шаровары — это чисто мужская одежда, и пройдет очень много времени, пока дамы на Руси, выходя в лес или в поле, станут надевать ее под юбки — для тепла и для защиты от комаров и от веток. Штаны? Это слово обозначает верхнюю нарядную одежду, очень часто красиво расшитую мехом, утепленную. Из глубин памяти всплывает уж точно древнерусское слово «порты»— нижнее белье, причем исключительно мужское. Женщины не носят ничего подобного. Дома женщины ходят в одеяниях, которые нам показались бы очень знакомыми — мы теперь их называем халатами. Еще одно нововведение XVII века — юбка.

Зимой носили шубы, но если у простолюдинов шубы были чаще всего овчинные, то люди побогаче старались сделать себе шубу лисью или волчью. Вот ферязь — длинную, расширяющуюся книзу, украшенную дорогим мехом, вышивкой, драгоценными камнями ферязь носила только знать. На голову надевали шапку, причем в каждой волости шапки были разных форм, разного покроя и цвета. Зажиточные люди носили чаще всего колпаки, а в прохладную погоду — мурманки— высокие шапки на меху, с расширяющейся книзу тульей. Знать щеголяла в горлатных шапках — высокие, сделанные из меха, они расширялись кверху и выглядели необычно и торжественно. НА ногах крестьянина, как правило, были лапти, у горожанина — такие же знакомые нам сапоги. Носков не было — их заменяли портянки, обмотки. Вот что было бы нам хорошо знакомо, хотя и показалось бы однообразным — это прически. Косы у женщин; одна коса — девичья. Наутро после брачной ночи заплетали две «бабьи» косы. У мужчин — короткая стрижка «в скобку», «в кружок». И здесь XVII век принес свои новшества — раньше волосы на Руси носили длинные, подстригая чуть выше плеч.

Самое сомнительное новшество

Наверное, создание Академии или университета странно называть «сомнительным» нововведением. По планам царя, в штате Академии будут учителя и блюстители. Если учителя — это преподаватели, пусть и идеологически выдержанные, то уж блюстители — чистейшей воды чиновники на должностях цензоров. Их функция вытекает из названия — блюсти то, что государство считает правильным. В блюстители и учителя берут людей исключительно благочестивых и от благочестивых родителей родившихся и крепких в вере. Блюстители и учителя целуют крест на то, что будут крепко и нерушимо охранять православную веру от всех других вер и ересей. В Академию допускаются люди всех сословий и возрастов. Преподаются все не запрещенные Церковью науки. Эта прогрессивная мера поддерживается тем, что правительство готово платить стипендию бедным успешным студентам. Царь обещает свое благоволение и любовь хорошим выпускникам, разовые выплаты за освоение курсов и за знание иностранных языков, а также, говоря современным языком, «хорошее трудоустройство» по окончании Академии: немаленькие чины в государственном аппарате. Все ученые иностранцы, приезжающие в Московию, подвергаются испытанию в Академии и только после него имеют право преподавать. Не получившие одобрения Академии изгоняются из государства. Блюстители и учителя должны заботиться, чтобы ни духовные, ни мирские люди не держали у себя книг волшебных, чародейных, гадательных, богохульных и вообще не одобряемых Церковью. Людям неученым запрещено держать у себя и читать книги польские, латинские, немецкие, лютерские и кальвинские и вообще еретические. Запрещено обсуждать в них написанное и иметь между собою споры по этим книгам. Такие книги велено жечь или относить к блюстителям и учителям. Государственная же библиотека передается в сохранение Академии, блюстителям и учителям.

Реформы государственного аппарата

Много раз правители поумнее, поактивнее пытались реформировать приказную систему так, чтобы сделать ее эффективнее, стройнее, рациональнее.

При Алексее Михайловиче созданы приказы Тайных дел и Счетный, которые контролировали деятельность остальных приказов и подчинялись непосредственно царю . В 80-е годы XVII века Федор, а потом Софья с Голицыным попытались провести целую приказную реформу: свирепо боролись с коррупцией, пытались сконцентрировать однородные функции в одном ведомстве, определяли границы компетенции каждого приказа. Дело в том, что приказы создавались в разное время, от случая к случаю, и главной проблемой стало разделение функций и определение границ компетенции каждого приказа и каждого стола. Но если решить эту проблему, приказы становились очень эффективной формой работы государственного аппарата. Каждый приказ мог разрастаться, создавая новые подразделения — столы. Уже тогда было понятие «столоначальник», дожившее до XX века. Приказы стремились подбирать самых образованных людей и умели использовать их ум и талант. Приказы имели подчиненные им учреждения на местах. Разрядный приказ имел подчиненные ему разряды — военные округа. В последние годы жизни Федор вынашивал проект об отделении гражданских чинов от военных и об упорядочивании чинов. Все чины, и военные и гражданские, разделялись на семь «степеней», от высших до низших. Проект этот очень сырой, корявый, и его внедрение в том виде, в котором он обсуждался, вряд ли могло бы привести к чему-то хорошему.

Завершение военной реформы

А, кроме того, при Федоре завершена военная реформа, начатая еще Уставом 1621 года. И связано это, конечно же, с войной с Оттоманской империей 1676–1681 годов. Уже ко времени войны 1676–1681 годов сложились некоторые принципы формирования войска.

Во-первых, сложились разряды — своего рода военные округа XVII века. Разряд — это группа уездов, во главе каждого из которых стоит боярин знатного рода, в подчинении которого находятся буквально все вооруженные люди на этой территории. И помещики с их частными отрядами и отрядиками, и внутренние войска-стрельцы, и все части иноземного строя, размещенные на этой территории. В 1645 год создан Белгородский разряд, а из него впоследствии выделились Севский, Псковский, Новгородский, Смоленский.

Во-вторых, сложилась очень удобная смешанная система набора войск. Специалисты называют такую систему «наемно-милиционной», потому что при ней часть военных людей мобилизуется на время, пока идут военные действия. Ведь «милиция» в своем первоначальном значении и означает вооруженный народ, а вовсе не полицейские части. Большевики стали так называть создаваемую ими и преданную их идеологии полицию, но это смешение понятий пусть остается на их совести.

Наемными были в первую очередь военные специалисты, например пушкари. И пушкари полковые в походной артиллерии, и пушкари тяжелой осадной артиллерии, которые продолжали служить по-старомосковски, — все это служащие без срока, наемные воинские люди. Если качество артиллерии было высоко и не нуждалось в нововведениях, то количество стволов быстро росло. Если Иван IV под Казанью имел 150 орудийных стволов, то в 1633 году под Смоленском их было уже 256, а в 1679 году — 400. Соответственно росло и число пушкарей. Кроме того, наемными, постоянными военнослужащими являются все офицеры, сержанты и корпоралы — так назывались в те времена капралы. Наемно-милиционная система XVII века точь-в-точь соответствовала принципам формирования тогдашней британской территориальной армии. А в наше время идею наемно-милицейской армии вынашивал в Российской Федерации генерал А. И. Лебедь. Так что система это и эффективная, и вполне современная.

В 1680 году состав вооруженных сил Московии был таков:

Дворянская конница — 15 797.

Московские стрельцы — 20 048.

Рейтары — 30 472.

Солдаты — 61 288.

Но даже с этими поправками уже из этих цифр видно, что стрельцы и дворянское ополчение составляют решительное меньшинство в армии. Но и стрельцы, и дворянское ополчение — это совсем не некие «старозаветные» войска, сохранившиеся в неизменности со времен Смоленской войны.

В стрелецких полках вводились европейские военные звания, стрельцов гоняли на учения.

И у стрельцов, и в полках «нового строя» производство в старшие офицерские чины еще зависело от принадлежности к дворянству. Что же касается младшего и среднего командного состава, то война дала свои уроки, и решено было «в ротмистры и поручики назначать из стольников, стряпчих, дворян и жильцов, изо всех родов и чинов,… чтобы были между собой без мест и без подбора, в каком чине государь быть укажет».

В 1681 году проведено «рассмотрение и лучшее устроение», а говоря попросту — переформирование дворянского ополчения. Раньше дворяне выступали в поход, объединяясь в территориальные сотни, выбирая сами себе сотников из тех, кто больше уважался в уезде. Теперь помещиков расписали по ротам, во главе с капитанами, которых ставило правительство. Рота оставалась территориальной, и ее солдаты знали друг друга с детства, а правильнее сказать — знали семьи друг друга поколениями. Правительство было даже заинтересовано в таком формировании армии, потому что территориальная рота действовала как артель или как бригада людей, имевших множество возможностей узнать друг друга и действовать как одно целое. Но, естественно, капитан мог происходить вовсе и не из этого места, и правительство, получая мощную «воинскую артель», одновременно обезглавливало ее и ставило тем самым под контроль.

Стоит добавить, что дворянское ополчение было полностью вооружено карабинами и другим огнестрельным оружием, саблями и палашами, седельными пистолетами и что у всех помещиков были панцири и каски.

Такое дворянское ополчение уже мало что хранило в себе от средневековой поместной системы. Скорее это дворянская конная армия Нового времени, мало чем отличающаяся от шведской или французской.

Приходится нам согласиться с мнением Николая Михайловича Дружинина: к 1680 году в Московии исчезла старомосковская армия, ее заменила армия европейского образца.

Армии Нового времени нуждались в промышленности, работающей на войну. Что ж, приведу несколько фактов и цифр. Уже говорилось, что «новомосковское царство» имело почти втрое больше орудийных стволов, чем «старомосковское». Но и качество артиллерии несравнимо. В армии, идущей под Чигирин, не было ни одной кованой пушки, то есть орудий, стволы которых скованы из металлических полос. Все эти пушки литые, с несравненно более прочными цельными стволами из чугуна или меди.

В огнестрельном оружии фитильный замок уступал место ударно-кремневому, который и легче, и куда надежнее.

Если раньше существовали только казенные Пушечный двор, Гранатный двор, Оружейная палата и пороховые заводы, то теперь работает целая система частных заводов в Туле, Кашире и других местах.

О масштабе производства на частных оружейных заводах Московии говорит хотя бы такой факт: в 1646–1648 годах тульские заводы продали за рубеж больше 800 пушечных стволов разного калибра (44). Экономика слаборазвитой страны? Гм…

А в 1668–1673 годах только тульские заводы дали 25 тысяч ручных гранат, а общее их число превысило 150 тысяч; качество гранат было ничем не хуже европейских. Если не лучше — иностранные послы отмечали размеры и качество «русских гранат». Чугуна и железа высокого качества выплавили 40 тысяч пудов (600 тонн), выпустили 25 тысяч пушечных гранат и 42 718 ядер. Французская промышленность вовсе не была мощнее московитской, а войну с Турцией выиграла не только армия, но и новая московитская промышленность.

Первый Русский генералитет

Этой совершенно новой армии соответствовал и новый генералитет, выросший вместе с ней. Федора Федоровича Волынского только историки задним числом величают первым русским генералом. При жизни он, воевода и стольник, этим новым чином не величался. Теперь же в русской армии оказывается целая плеяда самых настоящих генералов.

Первым из них по справедливости следует назвать Григория Григорьевича Ромодановского. Родом из князей Стародубских, родственник Пожарских, он был двоюродным братом «во все дни пьяного» Федора Юрьевича Ромодановского, князя-кесаря Всешутейного собора, по-собачьи преданного Петру. Впервые он выделился, дал о себе знать еще во время Украинской войны и с 1658 года стал главой Белгородского стола Разрядного приказа, первого и самого важного из территориальных разрядов, и командиром Белгородского разряда. Во всяком случае, именно Григорий Григорьевич стал выдающимся организатором обороны южных границ, уверенно вмешивался в избрание угодных Московии гетманов на Украине. А во время войны с Оттоманской империей Григорий Григорьевич стал организатором отпора колоссальной турецкой армии, главнокомандующим всей армией вторжения. В 1677 году на Украину, под Чигирин, под командованием Г. Г. Ромодановского двинулись 89 тысяч московитских солдат: 41 солдатский полк, 26 рейтарских и драгунских при 250 стволах артиллерии. Всего же в армии было 116 тысяч человек и, помимо полков действующей армии, 21 стрелецкий полк, 4 казачьих, 340 рот дворянской конницы. И получается, что две трети всей армии и все самые боеспособные части. После Чигиринских походов генерал, организатор и активнейший проводник военной реформы, Григорий Григорьевич Ромодановский служил на придворных должностях. По существу, он был в числе самых влиятельных лиц в государстве. 5 мая 1682 года герой Чигирина, боевой генерал Григорий Григорьевич Ромодановский был убит во время стрелецкого восстания. Турецкие и казацкие пули как-то миновали его, князь ни разу не был даже легко ранен. В центре же Москвы пьяные стрельцы насадили его на копья, а потом долго топтали.

Проект реформы управления

Но не одними ратными делами славен Голицын. В начале 1680-х годов, в годы правления Федора Алексеевича, Василий Голицын разрабатывал некую реформу… Собственно, и ее он провести не успел. Но проект реформ у Василия Васильевича был — это совершенно определенно. Судить об этом проекте трудно, потому что все бумаги князя после переворота 1689 года были захвачены сторонниками Петра, Благодаря Невиллю мы и знаем достаточно много о проекте В. В. Голицына. Был это довольно обширный и, судя по всему, хорошо продуманный проект реформ, касавшихся и административного, и экономического, и сословного устройства государства. Голицына не устраивало качество солдат, которые получались из даточных людей. Мало того, что холопы и тяглые люди — плохие солдаты! Их земли остаются без обработки, падает хозяйство. Нет, пусть крестьянство занимается своими прямыми обязанностями — возделывает землю. Армию В. В. Голицын хотел бы видеть полностью профессиональной, с регулярным строем и чисто дворянской по составу. Пусть дворяне служат под началом дворянских же офицеров, получивших хорошее образование. Поместные войска в его планах полностью уничтожались вместе с помещичьим землевладением. Начать преобразования князь Голицын планировал с освобождения владельческих крестьян и обложения всего тяглого населения единой подушной податью. По его расчетам, это должно было сразу же увеличить доход государства почти вполовину, и из этих денег он планировал платить дворянской армии более крупные оклады. Так, получалось, крестьяне все же вынуждены были оплатить свое освобождение, пусть и в косвенной форме, в виде повышенного жалованья дворян за службу. Проект реформы Василия Голицына очень в духе его общества и очень естественно вытекает из политики правительства, начатой еще при Алексее Михайловиче, — сажать служилое сословие на жалованье, формировать профессиональную армию, стараться не давать новых поместий. И нет никаких оснований считать этот проект невозможным или фантастичным. Опять же — не хватило времени. Так же известно вполне достоверно, что Голицын хотел окончательно завоевать Крым и построить на Черном море несколько сильных крепостей.

Феномен Допетровской России

Переворот Петра был катастрофой. Неслучайно же Петр любил эпоху Ивана IV Грозного: чувствовал что-то похожее. Также неслучайно Сталин любил и Ивана IV, и Петра I. Эпоха, которая началась в 1613-м и окончилась в 1689 году, была для России веком мирного созидания. Таким временем была эпоха Александра III — с 1879 по 1913 год. Век созидания, становления, строительства, расцвета. Время, когда создаются большие материальные и духовные ценности, а люди делаются свободнее и богаче. Созидание нуждается в совершенно других типах руководителей, чем перевороты и войны. С Петром и Сталиным никому не было хорошо. И обоих, судя по всему, убили свои же подельщики. Это часто случается с уголовными «авторитетами». С Алексеем Михайловичем и его дальним потомком, Александром III Александровичем, всем было хорошо. И сами они любили, чтобы окружающим было хорошо: совершенно не вопреки твердости характера и силе. Алексей Михайлович так же не похож на Петра I, как Александр III не похож на Сталина — и по той же самой причине. Алексей Михайлович похож скорее на Николая I или на Александра III. А из советских вождей — пожалуй, на Брежнева. Жизнелюбивый и добрый. Как умный добродушный великан Александр III Александрович.

Мы до сих пор толком не знаем русского XVII века, допетровской Руси. Не знаем потому, что для нас он неактуален: нет рек кровищи, разрушения, гибели, перелома. Недавний, самый близкий к нам век созидания мы окрестили «застоем». Скучное такое время, когда никого не убивают. Когда с каждым годом жить становится все богаче, безопаснее и добрее. Тоска. Ни пожаров, ни трупов на улицах. Нам же почему-то, вопреки и логике вещей, и исторической правде, нужно, чтобы хорошее рождалось в крови и муках. Но если нам все же хочется нового века созидания — русский XVII век изучить было бы очень нехудо. И увидеть его не таким, каким его выдумала пропаганда, а каким он был на самом деле. С каменными домами в Москве, капиталистическими предприятиями по всей Волге, с генералом Григорием Ромодановским и флотом Григория Ивановича Касогова, с совершенно европейской по составу и вооружению армией образца 1680 года. С победами Матвея Осиповича Кравкова над турками и интеллектуальными речами царя Федора Алексеевича. С книгами Авраамия Палицына и Симеона Полоцкого, с гравюрами и парсунами Симона Ушакова и Иосифа Владимирова, с полемикой Никона и Аввакума. С дворцом в Коломенском, с кадашевским полотном и оружейными заводами в Туле, с «нарышкинским барокко», Хохломой и Гжелью. Мы пришли из страны, где Ордин-Нащокин и Василий Голицын проводят широкие реформы. Где выходит в Каспий из рукавов Волги, рассекает пронзительную синеву теплого моря русский галеон — громадный каспийский бус. Где в огородах поворачиваются к солнышку иноземные цветы-подсолнухи, а в полях наливается соком кукуруза.

Литература

1. И.Л.Андреев. «Россия в 17-18 веках».

2. Г.К.Котошихин. «О России в царствование царя Алексея Михайловича».

3. В.О.Ключевский. «Сказание иностранцев о Московском государстве».

4. Яков Рейтенфельс. «Сказание светлейшему герцогу Тосканскому Козьме 3 о Московии».

5. В.Н. Татищев. «История Российского государства».

• История Руси (допетровская эпоха)

БОРЬБА МИФОВ. Мифы и факты русской истории [От лихолетья Смуты до империи Петра I]

4.1. ДОПЕТРОВСКАЯ РОССИЯ И ПЁТР I: БОРЬБА МИФОВ

 Полярные мифы. О допетровской России существуют полярные исторические мифы, прямо связанные с отношением к реформам Петра I. Согласно одной группе мифов, Московское государство до прихода Петра представляло застойное болото, с каждым годом все более отстающее от быстро развивающейся Европы. Страна неизбежно разделила бы судьбу Индии и других восточных колоний, если бы не явился молодой Пётр и железной рукой не вытащил свое царство из азиатчины, прорубил окно в Европу и преобразовал Московское царство в мощную Российскую империю. Сам процесс вытаскивания России из болота потребовал некоторых издержек (за счёт народа), но издержек оправданных, поскольку они спасли государство и открыли путь к величию России.

Противоположные мифы исходят из идеализации допетровской Руси, где самодержавный царь, православная церковь и народ существовали в симфонии, основанной на соборности — единстве общества в деле совместного понимания правды и совместного отыскания пути к спасению. Православное Царство русское отнюдь не было застойным болотом и не отгораживалось от мира: напротив, Романовы заимствовали лучшее из Европы, в частности, Алексей Михайлович провел военные реформы, преобразовавшие русскую армию на европейский манер. Но заимствования не ломали русскую культуру и не вносили отчуждённость в общество. Русские цари стремились сберегать народ и советовались с ним с помощью Земских соборов. Перед пришествием Петра Россия расцветала, разумно принимая ценное чужое и сохраняя русскую сущность. Приход Петра грубо сломал естественный ход развития России, принес неимоверные страдания народу и расколол общество, что в конечном итоге привело к большевистской революции.

Западническая (пропетровская) и почвенническая (антипетровская) версии истории России выглядят излишне односторонними. Однако попытки дать объективную трактовку «перелома русской истории» встречали затруднения, поскольку авторы слишком доверяли свидетельствам современников — «намеренным свидетельствам» по Марку Блоку[136], и неизбежно искажали картину прошлого. Несравненно объективнее подход, основанный на «ненамеренных свидетельствах», т.е. не на книгах, записках и дневниках, всегда пристрастных, а на архивных данных о численности населения, размере пашни, проданном зерне, количестве ярмарок, ценах на товары, числе мануфактур, численности армии, выигранных войнах. Полученные сведения можно «оживить» и дополнить с помощью «намеренных» свидетельств, не противоречащих объективным выводам. Этот подход использован в настоящей работе.

Прежде чем перейти к рассмотрению мифологии и фактических данных о допетровской и петровской России, следует кратко остановиться на терминологии, используемой для наименования Российского государства в XVII в.

Названия России в XVII в. Царство русское или Российское царство — наименования, принятые со времени провозглашения Ивана IV царем «всеа Русии» (1547) и вплоть до провозглашения Петра I императором Всероссийским (1721). Другое название, Московское государство, возникло под влиянием польско-литовских политиков, не желавших признавать Россию царством и боявшихся допустить слово русский в название соседней страны. Ведь Речь Посполитая владела западной половиной Руси и даже имела Русское воеводство в Галиции. Сами русские в названии государства допускали разнообразие: «руское царьство», «царьство Руское», «Московское государьство», «Московское царьство», «Росийское царство».

Царство русское развилось из Великого княжества Московского. Вместе они представляют историческую и культурную общность, известную как Московская Русь — понятие, введенное в обиход историками XIX в. Московскую Русь нередко называют допетровской Русью. Если речь идет о государстве, то все же правильнее использовать понятие допетровская Россия. Слово Русь здесь не очень подходит, ведь ещё в XVI в. сложилось многонациональное Российское государство, включавшее покоренные татарские царства. Период допетровской России Романовых продолжался 76 лет — с 1613 по 1689 г., до прихода к власти Петра I. В то же время вполне уместно говорить о Московской или допетровской Руси при рассмотрении русской цивилизации, ибо не было разрыва в культуре и образе жизни русского народа при переходе от Руси к России.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

О. П. Федорова Допетровская Русь. Исторические портреты Ярослав Мудрый и его наследники

О. П. Федорова Допетровская Русь. Исторические портреты Ярослав Мудрый и его наследники К концу X в. сложилось государство, которое занимало всю Восточную Европу. Летописцы его называют Русью, или Русьской землёй. В историко-юридической литературе XIX в. оно получило

О. П. Федорова Допетровская Русь. Исторические портреты Митрополит Иларион

О. П. Федорова Допетровская Русь. Исторические портреты Митрополит Иларион В истории русской культуры были явления столь яркие, значение которых не устаревает и сегодня. Таковым стало литературное наследие митрополита Киевского Илариона. К сожалению, мы знаем мало

О. П. Федорова Допетровская Русь. Исторические портреты Владимир Мономах и Мономаховичи

О. П. Федорова Допетровская Русь. Исторические портреты Владимир Мономах и Мономаховичи О жизни и мировоззрении Владимира Мономаха (1053–1125) историкам известно больше, чем о каких-либо других князьях его времени. Мономахом его звали в честь деда по материнской линии.

О.

 П. Федорова Допетровская Русь. Исторические портреты Князья Владимиро-Суздальской земли

О. П. Федорова Допетровская Русь. Исторические портреты Князья Владимиро-Суздальской земли Далекой окраиной Древнерусского государства была Ростово-Суздальская земля. До X в. здесь жили угро-финские племена, потом с северо-запада сюда приходят ильменские славяне,

О. П. Федорова Допетровская Русь. Исторические портреты Новгородская земля и её правители

О. П. Федорова Допетровская Русь. Исторические портреты Новгородская земля и её правители Некоторые историки, в том числе В. Л. Янин, М. X. Алешковский, предполагают, что Новгород возник как объединение (или федерация) трёх племенных посёлков: славянского, мерянского

ПЕТР АЛЕКСЕЕВИЧ РОМАНОВ (ПЕТР I)

ПЕТР АЛЕКСЕЕВИЧ РОМАНОВ (ПЕТР I) В конце XVII — первой четверти XVIII века Петр I, преобразовывая Россию, среди всех прочих забот первейшей считал заботу о создании могучего флота. А чтобы разбираться в морском деле, он изучил его, пройдя всю служебную иерархию от юнги до

Глава восьмая Петр Великий в последнем периоде жизни. – Петр в Западной Европе. – Поездка в Париж в 1717 году. – Жизнь в Невском «парадизе». – Личные свойства Петра как деятеля

Глава восьмая Петр Великий в последнем периоде жизни. – Петр в Западной Европе. – Поездка в Париж в 1717 году. – Жизнь в Невском «парадизе». – Личные свойства Петра как деятеля Полтавская битва, знаменовавшая собою для Швеции проигрыш войны, была поворотным пунктом и

4. ДОПЕТРОВСКАЯ И ПЕТРОВСКАЯ РОССИЯ. МИФЫ И ФАКТЫ

4. ДОПЕТРОВСКАЯ И ПЕТРОВСКАЯ РОССИЯ. МИФЫ И ФАКТЫ По странному свойству человеческой психологии — великие памятники воздвигаются именно великим поджигателям мира. Алексею Михайловичу, который вытащил Россию из дыры (или при котором Россия вылезла из дыры), не поставлено

5.

ДОПЕТРОВСКАЯ И ПЕТРОВСКАЯ РОССИЯ. ДУХОВНАЯ ЖИЗНЬ

5. ДОПЕТРОВСКАЯ И ПЕТРОВСКАЯ РОССИЯ. ДУХОВНАЯ ЖИЗНЬ До сих пор ещё принято изображать XVII век в противоположении Петровской эпохе, как «время дореформенное», как темный фон великих преобразований» столетие стоячее и застойное. В такой характеристике правды очень немного.

ВЫХОДНЫЕ ДАННЫЕ Романов Петр Валентинович Россия и Запад на качелях истории Том первый От Рюрика до Александра I

ВЫХОДНЫЕ ДАННЫЕ Романов Петр Валентинович Россия и Запад на качелях истории Том первый От Рюрика до Александра I Ответственный редактор Елизавета Рыбакова Художественный редактор Егор Саламашенко Технический редактор Любовь Никитина Корректор Валентина Важенко

Петр I – это Петр III (1728–1762)

Петр I – это Петр III (1728–1762) Имена совпадают. У Петра I был крёстный отец Фёдор, а отчество Петра III – Фёдорович.Отчество царя Петра I – Алексеевич. А полное имя Петра III – Карл Пётр Ульрих. Карл – это король, царь. А Ульрих вполне может быть искажённым Алексеевичем.

Петр I — «Была бы жива Россия!»

Петр I — «Была бы жива Россия!» П. Деларош. Посмертный романтизированный портрет Петра I, 1838С оценками исторической личности Петра I сложилась парадоксальная ситуация. До революции в нашей стране его было принято идеализировать. Ему приписывали все возможные

Непримиримая борьба с «красной» сектой Краснов Пётр Николаевич

Непримиримая борьба с «красной» сектой Краснов Пётр Николаевич «Никогда вы не разрушите России! Слышите? Россия встанет и так прихлопнет вас, что от вас ничего не останется! Она найдёт своего Царя… Не федеративная, но единая и неделимая… не с иудами, но без иуд будет

II.

7 Завершение труда Т.Г. Масарика «Россия и Европа» и борьба за русское издание

II.7 Завершение труда Т.Г. Масарика «Россия и Европа» и борьба за русское издание Поездка Масарика в Россию в 1910 г. способствовала главному – завершению дела всей жизни чешского профессора. В течение 1910–1911 гг. в основных чертах им была завершена подготовка рукописи

Православная общественная мысль в допетровской Руси

Нельзя переоценить социальный аспект русской религиозной этики…. [О]не следует иметь в виду, что на протяжении всех столетий средневековой и Московской Руси ее религия была преимущественно социальной… Насильственный индивидуализм входит в русскую церковную жизнь только после реформы или революции Петра I. ~ Г. П. Федотов

24 февраля 2022 года Россия вторглась в Украину. По низким оценкам, погибло около 10 000 человек, из них почти 4 000 гражданских лиц. Реальность, вероятно, намного выше, и боевые действия продолжаются. Спасаясь бегством, беженцами стали 5,8 миллиона человек. У меня есть свое мнение об этом трагическом кровопролитии между преимущественно православными народами, но, как выразился британский лорд и римско-католический историк Джон Актон, «каждая эпоха достойна изучения — чтобы ее понимали ради нее самой… а не как ступеньку к подарок.” История Церкви на Руси есть прежде всего православная христианская история, и мы лишаем себя великого ресурса для христианской общественной мысли сегодня, если позволяем настоящему затмевать наше восприятие прошлого. Справедливость требует, чтобы это «было понято само по себе». Однако, как сказал Актон в другом месте, «История — не учитель, а учитель. Он полон зла». Если я честно отдам должное прошлому, хотя оно и «полно зла», я надеюсь разочаровать любого, кто будет так злоупотреблять им, чтобы праздновать и оправдывать, а не оплакивать наши собственные сегодняшние пороки. По выражению св. Марии Скобцовой, «мы не имеем права умиляться всем нашим прошлым без разбора… Мы должны стремиться к высокому и бороться с греховным».

В этом свете давайте согласимся пока сделать пророчество Исаии нашей молитвой:

Они перекуют мечи свои на орала,
И копья свои на серпы;
Народ не поднимет меча на народ,
И не будут они больше учиться воевать. (Исайя 2:4)

Это пророчество о Дне Господнем как раз хорошо вписывается в библейский мотив этого очерка: апокалиптический характер русского восприятия Евангелия и вытекающая из него кенотическая любовь.

Владимир, князь киевский, объединив враждующие славянские и другие роды и города древней Руси, убедился, что им нужна новая религия. Он принимал посланников от мусульман, латинских христиан, евреев и, наконец, от византийцев-христиан. И он послал к ним послов, чтобы исследовать их религии. Сообщая Владимиру о славе собора Святой Софии, его посланники в Константинополе, как известно, заявили: «[Мы] не знали, находимся ли мы на небе или на земле». В году «Первой летописи» года, однако, также отмечается, что византийские посланники в Киев произвели на Владимира лучшее впечатление своим учением об истории спасения и о Страшном суде: слева!» На что византийский посланник ответил: «Если желаешь занять свое место справа с праведниками, то прими крещение!»

В 988 году Русь приняла крещение, став в одиннадцатом часу «новым христианским народом», и они записали эту легенду, потому что эти детали имели для них значение. Сам Иисус учил, что те, кто «справа», будут «счастливы», потому что, «что вы сделали одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне» (Матфея 25:40). По общему мнению, святой Владимир, каким мы его знаем, серьезно относился к этому состоянию. «Владимир скончался в православной вере», — записано в «Первой летописи» года. «Он загладил свои грехи покаянием и милостыней, что лучше всего». Такова общая оценка добрых князей, которые «непрестанно принимали советы, наставления и наставления от Церкви и признавали их авторитетом совести», по выражению о. отметил Александр Шмеманн. Первичная Хроника также называет Владимира «новым Константином могущественного Рима» — образ, к которому русы вернутся позднее.

Написание таких хроник свидетельствует о раннем интересе к науке и истории. св. Кирилл и Мефодий создали кириллицу для старославянского языка в своей миссии в Болгарию, и болгары передали ее вместе со своими книгами русам, которые охотно их приняли. Ведь в XI веке святитель Киевский митрополит Иларион говорил: «мы пишем не для невежд, но для тех, кто насытился сладостью книг!» Пока Папа и Патриархи Востока говорили друг другу: «Вы мне не нужны», Русь полюбила книги. Но какие книги?

«Нищета интеллектуальной культуры в древней Руси поразительна», — писал Г. П. Федотов. «За семь веков… мы не знаем в русской литературе ни одного научного произведения, даже догматического трактата». Скорее, «большинство переводов преследовали чисто практические и назидательные цели». Это включало, однако, «большинство подлинных трактатов и проповедей древних отцов о конце мира, пришествии антихриста и Христа…». Все книги, несомненно, считались священными, потому что почти все они были христианскими религиозными произведениями, и в них отсутствовало обычное сегодня различие между Писанием и другими произведениями Священного Предания. По словам Федотова, до XV века на Руси не было даже полного перевода Библии. Тем не менее, в то время, когда библейская латынь и греческий язык стали непонятны для многих слушателей, «только славянские народы Европы слушали Евангелие и могли кое-что в нем понять».

Практичный, но апокалиптический, научный, но ненаучный, исторический, но эсхатологический — к чему привела эта странная смесь? Если Печерский монастырь имел афонские связи, то вообще русское благочестие и святость в этот период уже имели свой характер — то, что Федотов и др. именуют «кенотизмом»: смирение Христово, человек унижает себя не только перед Богом, но и перед низшими членами общества». Этот термин относится к Филиппийцам 2:7, в котором Св. Павел говорит нам, что Христос «уничижил Себя [ eauton ekenosen ], принимая форму раба. Посетители Свято-Троицкого монастыря преподобного Сергия Радонежского, например, были встревожены, узнав, что грязный садовник был еще и настоятелем.

Этот кенотический идеал мы можем увидеть и на социальном уровне. По сравнению с Византией, унаследовавшей и окрестившей от Рима сильно расслоенный общественный строй, русы до своего крещения были едва грамотными. Правда, в их городах были князья и бояре (землевладельцы-аристократы), но в киевский и монгольский периоды семя Евангелия нашло гораздо более эгалитарную почву. Русские летописи, проникнутые сильным эсхатологическим смыслом, не колеблясь характеризуют даже крестьянские бунты как божий суд за грех князя. Более того, в нескольких городах существовал совет граждан, называемый вече , где даже крестьяне участвовали в управлении государством.

Хотя татарское завоевание Киевской Руси в основном прервало эту уникальную цивилизационную траекторию, нам не нужно строить догадки о том, чем она могла бы стать. Новгород и подвластные ему города и территории избежали разорения Золотой Ордой, упреждающе сдавшись. В то время как остальная часть русов столкнулась с унизительным обращением как вассалы языческих монголов, Новгород остался свободным ценой налога. В результате «Новгород был не диковинным наростом в русской жизни, — утверждал Федотов, — а наиболее русским элементом в ней, наиболее свободным от татарской примеси и вдобавок содержавшим как бы возможность для свободная культура для развития в будущем».

«Был ли Новгород республикой?» — спросил Федотов. — Да, по крайней мере, за три с половиной века его истории, с двенадцатого по пятнадцатый век. В состав Новгородской республики входила и еще одна республика: Псковская, которая впоследствии пользовалась самостоятельностью с 1348 по 1510 год. «Территория Новгорода была огромна, — отмечает Федотов, — вся Северная Русь до Урала и даже часть Сибири. лежали под ее властью и под ее законом», превосходя территорию даже Москвы.

Из того, что мы знаем о том, как он функционировал, мы можем предположить некоторые богословские основы Новгорода. «Иеромонаху Феофилу, — начинается Новгородская грамота 1471 года, — назначенному в архиепископство Новгородскую Великую и Псковскую, надлежит вести свой собственный суд, церковный суд, по канонам святых отцов [Церкви] , [и] согласно Номоканону; и пусть всех одинаково судит, будь то боярин, [человек] среднего достатка, или бедняк [букв., юноша]». Равенство перед законом на первом месте. И чтобы никто не подумал, что это только церковное дело, «председателем совета магистров был архиепископ», — говорит Федотов. «По сути, он был тем, кто был «президентом» республики, если провести современную аналогию… [H] это имя было выбрано по жребию из кандидатов, избранных вечем. Три жребия на алтаре Софийского собора символизировали божественную волю на судьбу города-государства». Таким образом, если «высшая власть в Новгородской республике принадлежала… вече», которое «выбирало всю администрацию», то в случае с архиепископом решающий голос принадлежал Богу.

Но у Новгорода была и темная сторона. Первая русская ересь, стригольники, возникла в Пскове, распространилась на Новгород и носила поразительно уравнительный и демократический характер. Протестуя против взимания платы за таинства, стригольники отвергли сакраментальные и иерархические аспекты Церкви. Новгород был торговой республикой, экономика которой опиралась на международную торговлю. Это тоже было основой мирных отношений с Москвой, в том числе и принятия со временем власти ее великого князя. «Без поставок пшеницы с юга, — отмечает Федотов, — Новгород не мог бы существовать». В силу необходимости в нем, несомненно, был более многочисленный купеческий класс — и, следовательно, более многочисленный средний класс, — чем во многих обществах того времени. Но, как это часто бывает, вкус к свободе и равенству только усиливает стремление к большему, и иногда это проявляется в грехе зависти. Таким образом, стригольники жестко осуждали богатых вместе с Церковью.

Псков и Новгород толерантностью не ответили. Спасаясь от преследований в Пскове, стригольники на некоторое время поселились в Новгороде, но это не положило конец их бедам. Во время крестьянского бунта 1375 года — одного из многих в истории Новгорода — трое стригольников были сброшены с моста и утонули в реке Волхов. Возможно, эти бунты свидетельствуют о темной нестабильности, лежащей в основе демократического Новгорода, но справедливости ради стоит отметить замечание Федотова о том, что «в Новгороде за все века его существования пролилось меньше невинной крови, чем за те немногие дни, когда его посетил Иван Грозный в 1570 г.». Что привело к этому?

В монгольский период Москва занимала шаткое положение. Митрополит перешел в Москву из Киева, который к XIV веку был присоединен к Великому княжеству Литовскому. Московский великий князь выторговал для Руси своеобразную гавань, став наместником Золотой Орды. Русь, со своей стороны, столкнулась не только с монгольским гнетом, но и с непрекращающимися междоусобными конфликтами друг с другом. Политическое единство, установленное при святом Владимире, было утрачено, несмотря на единство веры. В этих условиях влияние Москвы росло и привлекало многих русских, которые просто хотели улучшить свои условия.

К пятнадцатому веку основные события сформировали самоидентификацию русских православных христиан. Многие чувствовали себя преданными Флорентийским собором. В 1453 году Константинополь пал. Православного «царя», как называли императора, больше не было, несмотря на многочисленные богослужебные упоминания о таком персонаже. Но Москве тем временем приходилось иметь дело с другим «царем» — монгольским ханом. Великий князь Московский, веками медленно наращивавший свою власть, выступил в 1480 г. на реке Угре и фактически провозгласил монголам независимость всей Руси — и их подчинение Москве.

Многовековое монгольское господство не могло не оставить глубокого психологического впечатления. ««Татаризм» — беспринципность и отвратительное сочетание прострации перед сильными с угнетением всего слабого — к сожалению, с самого начала знаменовал собой рост Москвы и московской культуры», — отмечал Шмеман. Именно в этих условиях возникла мифология Москвы как «Третьего Рима». Вопреки распространенному присвоению, его намерение состояло в том, чтобы напомнить князю, что у христианского государя есть долг как перед Церковью, так и перед народом. Такой протест воплотился в предприимчивом игумене, ставшим митрополитом св. Филиппе II, который выступил против Ивана IV («Грозного») и его жестоких опричнина , повлекшая за собой мученическую кончину святителя.

Таким образом, к концу допетровской эпохи Руси православный мир внутри и вовне выглядел ужасно мрачным. Все остальные православные земли перешли к туркам-османам, и наступило Смутное время Ивана IV. Тем не менее, Православие оказалось способным адаптироваться к нескольким политическим формам, устойчивым перед лицом тирании и исключительно заинтересованным в кенотической, самоотверженной заботе о бедных, в том числе в своих самых чистых и возвышенных политиях, экономиках и законах, какими бы несовершенными и греховными они ни были. к их чести, иногда признавались в этом. Более того, здесь мы уже видим семена как хорошего, так и плохого в Российской империи, но это должно подождать моего следующего эссе.

Биша о Кракрафте, «Петровская революция в русской образности» | H-Россия

Джеймс Кракрафт. Петровская революция в русских образах. Чикаго и Лондон: University of Chicago Press, 1998. xxiv + 375 стр. 50 долларов США (ткань), ISBN 978-0-226-11665-5.

Отзыв Робин Биша (Школа журналистики и массовых коммуникаций Университета Северной Каролины в Чапел-Хилл.) Опубликовано на H-Россия (май 2000 г.)

Первая культурная революция в России?

Исследование Джеймса Кракрафта — прекрасный и важный вклад в исторический спор о природе вклада Петра I «Великого» в русскую историю.

Заявленная цель Кракрафта состоит в том, чтобы «предоставить конкретную демонстрацию культурной европеизации в петровской России как в ее условиях, так и в ее разветвлениях» (стр. 5). Он исследует процесс сознательного импорта и институционализации современной европейской эстетики в изобразительном искусстве в России в царствование Петра Великого (с. 4). Сосредоточившись на политике Петра Великого, Кракрафт поднимает важнейший вопрос, волнующий историков этого периода, — была ли петровская «революция» именно таковой или же она была лишь продолжением культурных тенденций, развивавшихся на протяжении всей эпохи. конец XVII века в России.

Решительно выступая за революцию, а не за постепенные изменения, работа Кракрафта противоречит тезису монументального исследования Линдсея Хьюза о Петре и его царствовании.[1] Интересно отметить, что Хьюз смотрит вперед с XVII века на петровский период, в то время как Кракрафт больше заинтересован в том, чтобы начать с петровского периода, чтобы дать объяснение более поздним русским событиям.

Кракрафт мимоходом намекает на некоторые предыстории вкусов и политики Питера до Великого посольства (1697-1698), но тратит значительные усилия на то, чтобы разрушить представление о том, что перемены, происходившие в русском искусстве, которое он использует как барометр культурной европеизации, в начале XVIII века произошли бы без сознательных усилий царя-реформатора. и его когорты, прежде всего Александр Меншиков (стр. 205).

Однако Кракрафт приложил немало усилий для анализа допетровского искусства, уделяя особое внимание художественному наследию Московии. Традиции и теории иконописи Византии он считает более ранними моделями русского изобразительного выражения. Однако он находит, что русская иконопись развивалась во многом в отрыве от византийских тенденций (с. 106). Кракрафт также исследует наследие европейского искусства до восемнадцатого века. Работы, которые понравились Петру, были выполнены в стиле натурализма.

Cracraft представляет особенно подробный отчет о освоении русскими европейских технологий и эстетики. По мнению Кракрафта, этот процесс настолько глубок, что он называет его «обращением». Конечно, самым важным новообращенным был сам Петр. Кракрафт утверждает, что Великое посольство знаменует собой поворотный момент в обращении.

Новшества европейского искусства впервые были применены в графике. До Петра, утверждает Кракрафт, графическое искусство не могло развиваться, по крайней мере отчасти, потому, что Россия не производила достаточно бумаги. В царствование Петра государство сохраняло монополию на производство бумаги; таким образом, большинство напечатанных работ соответствовало личным предпочтениям и эстетическим чувствам Петра. Далее, наряду со скульптурой, развивалась живопись, особенно портретная.

Согласно Кракрафту, после начального периода принятия инноваций из Европы новые техники и эстетический смысл были институционализированы различными официальными средствами. Сначала были наняты иностранные художники для выполнения работ в новом стиле и для обучения русских. Затем русские художники должны были зарегистрироваться в одной из официальных государственных мастерских, прежде чем им разрешалось писать (в какой-то момент Петр вспомнил все «плохо написанные» портреты себя и императрицы, с. 29).8), а позже Академия наук и Академия художеств (основанная Екатериной II) обучали художников новому стилю. Петр и его преемники заказали множество произведений различных видов официального искусства, в том числе гербы городов и фамилий. Эти работы отражали новое эстетическое чувство, распространяли его и давали работу только что обученным художникам-графикам и живописцам.

Кроме того, развитие частного арт-рынка сыграло свою роль в институционализации инноваций (с. 205). Наконец, институционализация новой техники и художественного стиля была дополнена революцией в представлении самой страны. Благодаря хитроумным картографическим проектам Петр добился того, чтобы Россия, по крайней мере, западнее Уральских гор, теперь была включена в состав Европы. Именно в это время, по сути, Урал был обозначен как граница между Европой и Азией. Кракрафт утверждает, что «критический вопрос о русской национальной идентичности и о Европе в целом решался зримо» в новых картографических соглашениях (стр. 278).

Пути и масштабы распространения этих нововведений не удивят изучающих историю России. В то время как Петр мог влиять на свой двор, его художественный вкус не был принят во всей империи и даже во всей европейской части России. Кракрафт фактически предполагает, что новые образы не распространились далеко за пределы Санкт-Петербурга.

В своей заключительной главе, которая является скорее эпилогом, чем заключением, Кракрафт возвращается к вопросу о религиозном искусстве и поднимает совершенно новый для данного исследования вопрос народных образов. Он утверждает, что светское искусство было продуктом петровской революции в образах. Он описывает русское искусство до петровских нововведений как почти чисто религиозное и набожное, но лишенное теории (с. 106). Культурная европеизация России выражается в замене такого искусства искусством официальным (медали, портреты императора, другие предметы, увековечивающие славу режима), искусством академическим (искусством под эгидой Академии художеств и наук, а затем Академии художеств). искусства) и популярное искусство ( лубки на светскую тематику).

Революция не оказала существенного влияния на религиозное и религиозное искусство. Вместо этого условности допетровской иконописи стали рассматриваться как необходимая часть сакрального в русской иконе (с. 300-305). Однако теория о сакральности допетровских условностей в религиозной образности не получила развития и артикулирования значительно позже смерти Петра. Фактически Кракрафт отмечает общее отсутствие внимания в научной литературе к религиозному искусству восемнадцатого века и призывает к дальнейшим исследованиям в этой области.

Заключение этого второго тома, который автор называет «всеобъемлющим исследованием культурной революции в русской истории, неразрывно связанной с личностью и политикой Петра I Великого», довольно разочаровывает. После трехсот страниц доказательств и анализов, включая ссылки на первый том исследования Кракрафта (о петровской архитектуре), читатель узнает, что значение петровской революции в изобразительном образе невозможно понять, пока не будет иконоведения всего имперского периода на русском языке. история развивается (стр. 313). В заключение Кракрафт задает практически тот же вопрос, с которого начал, и призывает к дальнейшему исследованию проблемы. Конечно, призыв к дальнейшим исследованиям является общепринятым в академической литературе, но эта формулировка в конечном итоге, кажется, недооценивает вклад этой работы.

Делая упор на визуальное в исторической работе (а не на истории искусства), Кракрафт добавляет важное измерение к нашему пониманию изменений, происходивших в России в начале восемнадцатого века. Ученые много писали о реформах в Русской Православной Церкви при Петровском правлении, но бюрократизация была в центре внимания этой работы. Кракрафт добавляет к реформе визуальный элемент, который еще больше упрощает понимание того, почему верующие будут сопротивляться реформам. Церковное Постановление предусматривало изъятие «чудотворных» икон из частных домов и удаление домашних (и, по словам Петра, плохо написанных) икон из приходских храмов, что не только изменило бы облик домов и храмов, но и Православная практика тоже (с. 296).

Кракрафт собрал воедино огромное количество исследований, большая часть которых посвящена истории искусства, и первоисточников, чтобы поддержать свой аргумент о том, что Петр был необходимой движущей силой перемен в России конца семнадцатого и начала восемнадцатого веков. Книга прекрасно иллюстрирована 130 иллюстрациями (из них 35 цветных). Почти сорок страниц примечаний документируют работу, а еще одиннадцать страниц посвящены обширной библиографии соответствующих научных работ на русском и английском языках (наряду с несколькими немецкими и французскими работами). Работа Кракрафта привела его во все основные российские библиотеки, архивы и художественные музеи (включая Русский музей и Эрмитаж в Санкт-Петербурге и Третьяковскую галерею в Москве), а также в некоторые известные коллекции США.

Значительную часть вклада Кракрафта можно увидеть в его анализе произведений по истории искусства, который отвечает на вопросы, интересующие социальных и политических историков. Ему часто удается совершить этот скачок, но иногда кажется, что его предложения построены почти полностью на переводных цитатах из русистики (примеров слишком много, чтобы их можно было отметить). Он заявляет, что его не волнуют вопросы качества произведений искусства, но он судит о качестве русских работ по сравнению с современными европейскими работами, как это сделали бы его сюжеты и источники (стр. 189)., Например).

В книге представлена ​​всесторонняя социальная история искусства конца семнадцатого и начала восемнадцатого веков. Кракрафт составил биографии художников на основе скудных архивных свидетельств. Он оценивает относительную важность различных форм искусства по зарплате, которую практикующие получают за свою работу в официальных мастерских. В частности, он отмечает упадок иконописи и замену ее графикой как предпочтительным получателем имперского финансирования.

По своей сути это не просто изучение визуальных образов. Всеобъемлющий проект Кракрафта — документирование культурной европеизации России в результате политики Петра Великого. Таким образом, это исследование распространения инноваций. В своих заключительных замечаниях Кракрафт предполагает, что его точка зрения была скорее аргументирована, чем полностью продемонстрирована (стр. 311). Несмотря на впечатляющую документацию и насыщенное повествование, иногда кажется, что это действительно так. Утверждения Кракрафта, возможно, можно было бы подкрепить ссылкой на научную литературу по теории распространения инноваций. Ссылаясь на эту литературу, Кракрафт смог подкрепить некоторые из своих предположений теорией.[2]

Конечно, есть много моментов, с которыми можно не согласиться с работой, в которой исследуются вопросы такого масштаба. Я хотел бы поднять только один. На протяжении всей этой работы Кракрафт выступает против марксистских и, по его мнению, излишне националистически настроенных ученых советского периода, которые последовательно переоценивали качество и креативность исконно русского искусства конца XVII века. Создавая этого соломенного человека, Кракрафт, по-видимому, полагался в первую очередь на интерпретационную структуру, которую мои профессора в аспирантуре учили нас, по сути, игнорировать.

Когда советский режим был у власти, мы пытались найти вклад ученого в основной части работы, а иногда и в основной части абзаца, где предполагалось, что ученый принимал окончательные интерпретационные решения. Мы исходили из того, что большинству произведений навязывались более широкие толкования, чтобы они отражали текущую линию партии. В постсоветскую эпоху мы теперь должны возлагать ответственность за такие взгляды на ученых?

Примечания

[1]. Линдси Хьюз. Россия в эпоху Петра Великого . New Haven: Yale University Press, 1998. См. мой обзор в Russian Review (1999).

[2]. Возможно, лучше всего начать обзор этой литературы с Everett M. Rogers, Diffusion of Innovations , 3-е издание (Нью-Йорк и Лондон: The Free Press, 1983).

Copyright (c) 2000, H-Net, все права защищены. Эта работа может быть скопирована для некоммерческого использования в образовательных целях, если должным образом указаны автор и список. Для других разрешений, пожалуйста, свяжитесь с [email protected].

Версия для печати: http://www.h-net.org/reviews/showpdf.php?id=4137

Ссылка: Робин Биша. Рецензия на Cracraft, James, Петровская революция в русских образах . H-Россия, H-Net Обзоры. Май 2000 г. URL: http://www.h-net.org/reviews/showrev.php?id=4137

Copyright © 2000 H-Net, все права защищены. H-Net разрешает повторное распространение и перепечатку этой работы в некоммерческих, образовательных целях с полным и точным указанием автора, веб-сайта, даты публикации, исходного списка и H-Net: Humanities & Social Sciences Online. Для любого другого предполагаемого использования обращайтесь в редакцию Reviews по адресу [email protected].

Хронология петровской эпохи

27 апреля 1682	Петр I вступает на престол в качестве соправителя вместе со своим братом Иваном V. Петр I и его брат Иван V правят как соправители с юных лет, а их сестра София является регентом. Позже мать Петра Наталья служит регентом.
1695	Петр начинает строительство российского флота. Проиграв войну с Турцией из-за превосходства турок на море, Петр начинает строить флот из тридцати судов и почти тысячи барж. До царствования Петра не было русского флота. Когда Петр снова нападает на турок в мае 169 г.6, Россия побеждает, и Петр официально основывает русский флот в октябре 1696 года.
1696	Питер претендует на всю власть. Когда Иван умирает в 1696 году, Петр становится единоличным правителем России. Когда он впервые приходит к власти, Россия сильно отстает по сравнению с другими европейскими странами. В то время как Ренессанс и Реформация глубоко изменили Европу, Россия отвергла всякую модернизацию и вестернизацию.
1697	Петр становится первым царем, отправившимся за границу за много столетий. Питер путешествует по Вене, Нидерландам и Англии, чтобы узнать все, что можно, о западных технологиях и практиках. Этой поездкой он становится первым царем, побывавшим за границей с 10 века. Более года изучает музеи, фабрики, верфи, архитектуру и стоматологию.
1698	Питер отправляет делегацию на Мальту. Прервав свой визит в Европу, Питер отправляет делегацию на Мальту для наблюдения за военными и военно-морскими учениями. Визиты Петра и его знание запада убеждают его требовать от своих чиновников стричь бороды и носить европейскую одежду.
Декабрь 1699	Питер меняет дату Нового года. Стремясь привести Россию в соответствие с европейскими странами по юлианскому календарю, Петр меняет дату Нового года. Раньше Россия праздновала Новый год 1 сентября по григорианскому календарю, а теперь страна празднует 1 января.
Декабрь 17:00	Швеция побеждает Россию под Нарвой. Вдохновленный поездкой за границу, Петр планирует сделать Россию могущественным членом Европы. Он бросает вызов господству Швеции в северной части континента, но Швеция побеждает Россию в Нарве. Так начинается Великая Северная война.
1703	Петр основывает военно-морской флот на Балтийском море. Вдохновленный изучением британских технологий кораблестроения, Питер создает военно-морской флот в Балтийском море. К концу его правления там служат 28 000 человек, из них 49кораблей и 800 судов меньшего размера.
27 мая 1703 года	Петр основывает новую столицу Санкт-Петербург. Завоевав окно на Балтийское море победами в Северной войне, Петр основывает город Санкт-Петербург как новую столицу России. Это сооружение — еще один шаг на пути России к выдающемуся положению среди европейских держав.
8 июля 1709	Полтавская битва переломила ход Северной войны. После поражения под Нарвой Петр полностью реформирует армию, заимствуя идеи из Австрии, Франции и Швеции. Он создает постоянную армию численностью 200 000 человек с еще 100 000 казаков в резерве, требуя, чтобы вся страна несла расходы на эту армию. Он одерживает решающую победу в Полтавской битве, которая переломила ход Северной войны в пользу России.
28 февраля 1714	Установлено обязательное образование. Стремясь воспитать бюрократов наравне с западными чиновниками, Петр издает указ, призывающий к обязательному образованию. Все русские дети дворян, канцеляристов и чиновников должны знать основы математики и геометрии. Добавить комментарий Отменить ответ Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены * Комментарий * Имя * Email * Сайт